Детство | САЙТ УДИВЛЕННОГО ПОЭТА

Чудо

Дедушка на старости лет решил стать автолюбителем и купил Москвич. Не тот, который с колесом сзади, а Москвичок 402 конца 50-х, начала 60-х. Мама приехала в Свердловск летом со мной маленьким. На выезде с вокзала дедушка чуть не врезался в молоковоз и застрял на трамвайных путях. Мама, держа меня на коленях, сидела на переднем сиденье. Мы все чуть не погибли. Но отделались шишками. Дедушка после этого случая отдал Москвичок своему старшему сыну, а моему дяде Володе, а тот его продал и купил мощный мотоцикл с коляской. Не Уралец и не Иж, а с какой-то буквой и номером, сделанный по модели военного немецкого мотоцикла. М-72?

Я в детстве до сладострастной дрожи любил крутить баранку, колесо от велосипеда, железную громадную тарелку и воображал себя, то водителем автобуса, то трамвая, то легковой. Выпрашивал у бабушки рукоятку от мясорубки и был вагоновожатым вагона РВЗ маршрута ВИЗ – Шарташ. А бывало, мы с бабушкой садились в трамвай на Бажова и долго ехали на какой-то Эльмаш к бабушке Ане и дедушке Грише. У них был садик при доме. Баба Аня была и в старости красивая – жена одного из младших братьев нашего деда Васи. Вспомнил, что боялся за бабушку, что трамвай переедет, так как специальных перрончиков не было, и мы стояли на тротуаре, а потом на остановке, которая сливалась с проезжей частью. Тоже иногда снится, езжу по всему городу и часто без билета, так как не могу найти мелочь. И тревога. А в Таллине, помню, приснился сон, в котором я управляю ночным трамваем и ничего не боюсь, так как город пустой совершенно и только кондитерские нараспашку – бери, что хочешь. Начитался детской чешской книжки о сладких трубочках с кремом и страшно хотел сесть за штурвалик – управлять и выписывать кренделя на железных путях города.
В детском сквере выдавали напрокат педальные жестяные легковушки. Но у меня уже были длинные ноги с большими ступнями и я не поместился. Как я плакал! Через сорок лет я сдал на права и купил сильно подержанный Форд Сьерру белого цвета и элегантных обводов. Универсал. Думаю, что мама после того несчастного случая с нашей привокзальной аварией всячески оттаскивала меня от баранки, суеверно боясь, что я вырасту и во что-то врежусь, так как по характеру да и внешне я напоминал ей деда. Но пока бог милует. Врезался я на маленькой скорости только в дворовый помойный ящик и то, в начале своей карьеры автолюбителя. Помял какое-то крыло и Оля Титова, которая сидела рядом, сильно смеялась. А я матерился. В музее медицины я протестировался и получил средний балл, который означал, что я гожусь в обыкновенные водители, но так, а не для заработка. Тест был на реакцию. Служивший в десантной части оператор Димка Войтюк, с которым мы снимали проект «Зеваки», получил на балл выше. Но он и водил уже вовсю.
На своем Форде я трижды был на волосок от гибели. Однажды я возвращался от Оли Титовой в десять вечера по Палдискому шоссе. Я был весел и трезв, а на заднем сидении лежал пакет с бутылкой вина и бутылкой водки и килограммом апельсинов. Я ехал к маме на встречу Нового года. Внезапно машина потеряла управление, ее понесло по черному льду, и я не успел ни о чем подумать, как уже сидел в кювете, набитом снегом. Я осторожно выбрался из машины и оценил ситуацию. Стал звонить в техпомощь. Нетрезвый голос пообещал приехать и вызволить меня за 500 крон. В эту же минуту возле меня тормознули полицейские. Они проверили меня на трезвость и укатили, пожелав хорошего Нового года. Я курил. До мамы было рукой подать, но никто больше не появлялся. Но тут нарисовался пожилой эстонец с автобуксиром. За двести крон он меня вытащил, и я своим ходом доехал до мамы. Вы третий, кого я выручаю, сказал предприимчивый эстонец. Форд был обут в универсальную резину, на которой были знаки дождя и снега. Потом мне объяснили, что это резина корейская, без шипов, для мягких зим востока. И после ремонта я переобул машину в резину с шипами. После этого случая я попросил освятить Форд отца Александра. Что он и сделал возле Собора Александра Невского. Ему помогал мой старый знакомый, поэт Гуля Кириллов. Я дал священнику сто крон, а Гуле 25 крон. Хотите верьте, хотите нет, но после освящения и прикрепления бумажной иконки мученика царя с семьей на приборную доску я еще несколько раз избежал крупных аварий.

Я вспомнил марку мотоцикла дяди Володи – М 72. На одной из фотографий брат в белой панамке и в трусиках с упоением вцепился в руль мотоцикла, а я сижу с обиженным лицом сзади. Сидим мы оба не совсем складно, мотоцикл нам еще не по росту. Мне чаще приходилось ездить в коляске, накрывшись ледериновым черным фартуком, я чувствовал себя в безопасности и безмятежно наблюдал за дорогой. В лесу мне нравилось смотреть, как колясочное колесо перемалывает жирную и топкую грязь или напротив гладко идет, потрескивая сучьями по сухой утоптанной колее. Переводя взгляд налево я видел кирзовые сапоги дяди Володи и грубо-достоверную работу мотоциклетного механизма, что-то проворачивалось, сверкая загрязненной сталью, что-то отдавало опасным жаром, а заднее колесо иногда заплескивалось или заплывало и буксовало с силой проминая лесную дорогу. Когда я стал старше, я стал ездить на заднем сиденье мотоцикла, крепко сжимая поручень из толстой тугой резины. Иногда я боялся, что кто-нибудь саданет мне по моим беззащитным ногам и я стану безногим как молодой водитель «Явы», который лежал в луже крови рядом со своим мотоциклом на перекрестке улиц Малышева и Бажова. Оторванная нога была неподалеку. Поэтому я больше любил ездить в автомобиле, но такими поездками нас баловали нечасто, дед свой «Москвич» продал, у дяди Володи был только мотоцикл, а дядя Олег посылал за нами заводскую «Волгу» очень редко, боясь народной молвы. Правда, у него была своя славная «Волга» с оленем на капоте, потом он ее сменял на «газик», потом купил «Ниву», но на своей машине дядя Олег ездил на рыбалку или охоту, куда маленьких не брали. У дяди Олега были свирепые лайки, одну из них звали Вогул. Однажды бабушка упросила дядю Олега и меня взяли на рыбалку. Я помню огромного овода, которого я зажал в кулаке по подсказке дяди Толи – бессменного дядиного шофера, помню жару и пряный дух от разнотравья, помню речушку, из которой мы выудили хариусов на целое ведро ухи. Помню противный запах жидкости «Тайга» на лице, руках, одежде. Хариуса ловили внахлест, без грузила и поплавка, на муху или оводов и слепней. Вода была ледяная, пахло дымком ухи и мне, выросшему по сути без отца, сильно нравилось быть среди больших уральских мужиков.

Дядя Олег, тетя Ника и их сын Алешка жили в поселке Северский при Северском Трубном Заводе. Иногда в Свердловск за дедом и бабушкой приходила «Волга» и они ехали в гости к сыну. Самые веселые поездки были, когда в машину садилась моя мама, сестра дяди Олега. Если было место, брали меня и Димку, моего брата. Однажды я гостил в Северском ранней весной и мы пошли гулять с Алешкой вдоль бурливой канавки. Стали пускать кораблики из коры или бумажки. Я подскользнулся и свалился в канаву. Хорошо, что предыдущим летом я учился плавать по-собачьи. Я не утонул и даже встал на дно, мне было по грудь. Вокруг лежал подтаявший снег, вверху весело голубело небо, а мне в бурливой воде было жарко и боязно. Лешка сначала смеялся, а потом стал звать на помощь. Взрослых на улице в этот час не было, а от дома мы отошли порядочно. Это случилось перед обедом, видимо. Как-то я выкарабкался с помощью Лешки и мы пошли домой. Лешка ворчал, что я такой неуклюжий и из-за меня мы даже не поиграли, как следует. С меня ручьями текла вода. Я замерзал. Кто-то из встреченных по пути взрослых остановил нас и отпустил с миром, узнав, чьи мы и куда идем. В общем, я заболел воспалением легких и провалялся в Северском почти месяц. Мне часто снился сон, в котором по линии термометра скакал всадник в лохматой шапке похожий на всадника с папирос «Казбек», эти папиросы курил то ли дядя Володя, то ли дядя Олег. Потом за мной приехала мама и увезла меня на юг, в первый раз в моей жизни.